Журнал "Жасstar"

Великой победе - 65 лет

Воспоминания. Курские «абреки»

Накануне знаменательной для всего человечества даты – 65-летия Победы в Великой Отечественной войне – музей боевой славы средней школы №2 г. Кокшетау отмечает свой 35-летний юбилей.

По признанию большинства посетителей музей является островком памяти. Люди приезжают сюда со всех уголков земного шара. Об этом свидетельствуют многочисленные записи в книге отзывов. Экскурсии ученики проводят на трех языках – казахском, русском, английском. Здесь хранятся уникальные материалы о выпускниках школы, сражавшихся за Родину. Учащиеся вместе со своим бессменным руководителем Лидией Косаревой все эти годы по крупицам собирали по всему Советскому Союзу сведения, военные документы, фотоснимки, личные вещи фронтовиков. Поисковая группа ведет переписку с участниками Великой Отечественной войны. Вот и на этот раз в музей пришло письмо из Владивостока от Василия Кондрикова.

– Выпускник нашей школы Олег Хохлов поступил на юридический факультет государственного университета во Владивостоке, – делится Лидия Андреевна. – Будучи на летних каникулах в Кокшетау, он зашел в гости в музей, где семь лет был экскурсоводом. И тогда я дала ему задание, чтобы он во Владивостоке нашел и навестил нашего бывшего выпускника школы, ветерана Великой Отечественной войны, известного боевого разведчика Василия Кондрикова. Попросила Олега рассказать фронтовику о музее боевой славы, где есть стенд, посвященный ратному подвигу легендарного земляка. В следующие летние каникулы юноша сообщил, что он встретился с Василием Андреевичем, их беседа длилась более четырех часов. Они сфотографировались вместе.

Василий Кондриков побывал во всех уголках земного шара, включая Антарктиду. С Олегом он переслал нам письмо, где пишет: «Ваш музей боевой славы – это подвиг в настоящее время!» И еще передал свои фронтовые воспоминания.

«Я, инвалид Великой Отечественной войны III степени, обращаюсь ко всей молодежи земли, нужно всем миром вести беспощадную борьбу против войны. Война – это горе, нищета, голод, разруха…

Как-то находясь на лечении в военном госпитале, познакомился с танкистом, который воевал под Курском. Я задал ему вопрос, интересовавший меня многие годы:

– Почему в бою, выбрасывая стреляные гильзы через верхний люк танка, не интересно было оглянуться на поле сражения?

– В то время мы только смотрели, сколько у нас осталось за наступающим танком абреков, – ответил мой собеседник. – Кто такие «абреки»?

– Во время стремительного и страшного боя нам было некогда разговаривать. Короткое слово «абрек» означало «обреченные». Так мы называли пехоту, которая наступала вместе с нами, – пояснил танкист. Затем он неуклюже приподнялся на больничной койке, чтобы получше рассмотреть меня.

– За 50 лет после войны я первый раз увидел живого «абрека», – признался фронтовик.

…Заканчивалась зимняя кампания 1943 года. Было взято в плен более трехсот тысяч солдат и офицеров шестой немецкой армии во главе с фельдмаршалом Паулюсом. Началось переформирование наших войск. Нам объявили, что армия в летнюю кампанию 1943 года начнет наступление против немецких войск, сосредоточенных под Курском и Белгородом. Задача – захват Москвы. Там немцы сосредоточили новейшее оружие наступления. В розданных памятках была дана характеристика новой немецкой техники, которая в то время считалась непобедимой и самой грозной. Танк Т-6 – «Тигр» и самоходное орудие «Фердинанд», 220 мм. Их уязвимые места располагались выше ведущих задних колес и имели броню 60 мм.

Товарными вагонами начался вывоз пленных немецких солдат. На узловых железнодорожных станциях из вагонов выгружали умерших и укладывали на подводы штабелями. Фашисты хотели войны, они ее и получили.

Новые сформированные части по ночам начали свое движение к цели, намеченной командованием армии. Ни днем, ни ночью не разрешалось курить, тем более разводить костер. В дневное время мы располагались в лесах. Получали пищу. На брикетах из гречневой крупы было дано напутствие: «Ты, солдатик, нас послушай, каши гречневой покушай, а потом во славу нашу преврати фашистов в кашу!»

Третьего июля мы прибыли к месту назначения. Нам выдали на 5 дней сухой паек. Забрали у нас противогазы и «скатки» (скатанные шинели). Пятого июля, только забрезжил рассвет, мы перешли в наступление. Река, которую нам было необходимо форсировать, была широкой. Возведенная ночью во многих местах переправа дала возможность сделать стремительный бросок и захватить плацдарм. Немцы решили с помощью авиации ликвидировать плацдарм массированными бомбардировками, в которых участвовало по несколько сот самолетов-бомбардировщиков 10-88. Также участвовали итальянские малые бомбардировщики, которых мы называли «макаронниками».

Помню, солнечный день превратился в ночь, несколько десятков метров вокруг ничего не было видно. Сухая земля, поднятая бомбежкой, дым, гарь взрывчатки застилали глаза, невозможно было дышать. Фашисты бомбили нас избирательно, методично, невзирая на то, что позиции отступающих немцев были совсем близко. Мы, продвигаясь в кромешном аду, не видели друг друга. Только через сорок лет, когда я работал на пассажирском судне «Федор Шаляпин», в Австрии случайно встретился с немцем, который участвовал в Курской битве, и он мне рассказал, почему бомбардировщики не бомбили их. Оказывается, во время фашистского налета, они задирали на голову нижние белые рубахи (белье), обозначая самолетам свои позиции – линию фронта, избавляясь таким образом от ошибочной бомбардировки своей же авиации.

Ранним июльским утром нам предстояло захватить укрепленный район противника. Склоны высоты были круты, и танки не могли нас поддерживать.

К полудню мы этот укрепленный район и захватили. Окопы, чтобы не осыпались и не разрушались, были укреплены жердочками. Солдаты были рады, что ночью не придется копать окопчики размером 1,5х1,5 и глубиной 1,5 метра, можно будет отдохнуть. А ночь была так коротка, да еще к тому же надо пополнить боезапас и найти кухню.

Радость была недолгой. На проселочной дороге, которая вела к занятому нами укрепленному району, появились грузовые машины, накрытые брезентом. Это ехало опоздавшее подкрепление для обороны немецкого укрепрайона. Через прицел автомата насчитал 17 единиц техники. Превосходство было явное. У нас боезапас был на исходе. Я понял, что это наш последний и решительный бой. День к вечеру был так чист и прекрасен. Дозарядив оставшийся диск автомата (два других были пусты), приготовился к сражению. В это время сзади послышался рокот моторов. Танки так гудеть не могли. Я оглянулся. В небе шли строем три наших «Ила». У них мощное ракетное вооружение. За один залп они превратят подкрепление немцев в дым и пепел. На душе стало теплее, спокойнее. Но слева спереди появились три «мессершмидта». Это значит, подумал я, воздушный бой. По маневренности наши уступали. Но тройка Илов продолжала идти на колонну немецких машин. «Мессера» зашли «Илам» в хвост. Одновременно советские летчики дали залп ракет, и немецкие «мессера» открыли огонь по нашим самолетам. Колонна вражеских машин смешалась с дымом и огнем. Туда же рухнули два «Ила», сбитые немцами. Наш уцелевший самолет развернулся и направился домой. «Мессершмидт» догнал его. Летчик покинул самолет на парашюте. Немец остервенело его расстреливал. Я стоял оцепеневший от своей беспомощности и обиды, потому что ничем не мог помочь своим спасителям. Но была надежда отомстить…

После ранения нужно было возвращаться в тыл. По пути встречались разоренные, сожженные деревни. На месте сбора раненых в Риге на соломе нас лежало около двухсот человек. Капитан медслужбы нам объявил, что для вывоза раненых нет машин, кто может, тот пусть уходит. Немцы озверели и бомбили вокруг. Поднялись трое раненых. Один паренек моего возраста, а третий лет тридцати. Уходя, я взглянул на оставшихся, на меня смотрели бледные отрешенные лица.

Проходя сожженную деревню, мы встретили возле уцелевшего полуразрушенного домика старушку, возившуюся на огороде. Она уперлась подбородком в черенок лопаты и внимательно смотрела, как мы медленно и понуро приближаемся к ней.

– Бедные, да что это они идут и мучаются, что это их на фронте-то не побило, – с сочувствием и сожалением произнесла она.

Старший из нас сочно матюгнулся и ответил ей:

– Мы рады, что вышли живыми из этого пекла…

– Вот окаянные! Я их пожалела, а они еще и ругаются, – жалобно проговорила бабка.

В одной полуразрушенной деревеньке нас в уцелевшем домике лежало человек 12-15, ждали прибытия транспорта. Где-то после полудня зашла к нам старушка, в руках у нее была старая обгорелая алюминиевая тарелка. В ней находилось несколько сваренных в мундире картофелин. Войдя молча в комнату, она перекрестилась и низко поклонилась перед собой. Тоже сделала налево и потом направо. После этого ритуала пошла между коек и начала раздавать картошку. Всем, конечно, не досталось. На выходе она сделала крест перед собой, потом крест на левую руку, затем на правую сторону и также беззвучно ушла.

Ужасы войны подробно не описываю, много писать… Но однажды впервые довелось рассказывать о ней все. Это было на встрече с ветеранами. Одному стало плохо, старухи прослезились, да и я не мог без волнения вспоминать пережитое. А при исполнении песни «Эх, дороги» в последнее время стали течь слезы из глаз без моей воли и желания. И война в моем сознании все бежит и никак не может убежать от меня. А вот песня «День Победы» больше воодушевляет, чем наводит грусть…»

– Вот так наш Олег Хохлов через много лет отыскал во Владивостоке боевого разведчика Василия Кондрикова. Наши экскурсоводы продолжают работать, даже закончив школу, далеко за пределами Казахстана, – с гордостью призналась Лидия Андреевна. – Я рада, что в учениках, занимавшихся в музее боевой славы, заложен крепкий нравственный стержень. Они не просто вели экскурсии, собирали материалы, а учились жизни, равняясь на бесстрашных земляков – героев Великой Отечественной войны.

Журнал "Жасstar", №2 (24) 2010 г.

[ Вернуться к содержанию ]